Быстрым шагом с брифкейсом, болтающимся в руке у правого колена, прошел через зал ожидания, не обращая внимания на пустые кресла и пустой бар «Красный барон». В дальнем конце над широким темным коридором висела таблица-указатель:

ГАЛЕРЕЯ 5: МЕЖДУНАРОДНЫЕ РЕЙСЫ
МАГАЗИНЫ БЕСПОШЛИННОЙ ТОРГОВЛИ
ТАМОЖЕННАЯ СЛУЖБА США
СЛУЖБА БЕЗОПАСНОСТИ АЭРОПОРТА

Уже у самого коридора он посмотрел в широкое, выходящее на летное поле окно… и сбился с шага. Медленно направился к окну.

Туми не увидел ничего, кроме уходящего вдаль бетона под затянувшими небо неподвижными облаками. Но глаза его тем не менее широко открылись, а в душе начал подниматься страх.

Они идут, послышался в голове мертвый голос. Голос отца, а говорил он из маленького мавзолея, задвинутого в дальний уголок сердца Крейга Туми.

— Нет, — прошептал он, и от этого слова на стекле образовалось пятнышко тумана. — Никто не идет.

Ты вел себя плохо. Хуже того, ты ленился.

— Нет!

Да. Тебе назначили встречу, а ты ее проигнорировал. Убежал. И куда? В Бангор, штат Мэн. Как такое могло прийти тебе в голову?

— Не моя вина, — прошептал Крейг Туми, сжимая ручку брифкейса так, что побелели костяшки пальцев. — Меня увезли против моей воли. Я… меня принудили.

Ответа не последовало. Но он чувствовал неодобрение отца. И вновь Крейг ощутил, как давят на него призраки. Внутренний голос мог не говорить, что оправдания не принимаются. Крейг и так это знал. Знал с самого детства.

ОНИ здесь были… и они вернутся. Ты в курсе, не так ли?

Он в курсе. Лангольеры вернутся. Вернутся за ним. Он чувствовал их далекое присутствие. Он никогда их не видел, но знал, какие они ужасные. Только он? Пожалуй, что нет.

Крейг подумал, что и маленькая слепая девочка что-то знает о лангольерах.

Но это не имело ни малейшего значения. Его задача — вернуться в Бостон… вернуться в Бостон до того, как лангольеры вновь прибудут в Бангор с одной только целью: съесть его живьем. Он должен успеть на конференцию в Пру, должен показать им, чего он достиг, а потом будет…

Свободен.

Он будет свободен.

Крейг оторвался от окна, от пустоты и застылости, и нырнул в темный коридор. Прошел мимо обезлюдевших магазинов, даже не удостоив их взглядом. А за ними нашел дверь, которую искал. С маленькой табличкой над глазком: «СЛУЖБА БЕЗОПАСНОСТИ АЭРОПОРТА».

Он должен попасть туда. Так или иначе, но должен.

«Все это, — думал он, — это безумие… оно не должно сидеть во мне. Сколько можно держать его в себе? Хватит!»

Крейг коснулся ручки двери. Пустота в его взгляде сменилась решимостью и целеустремленностью.

«Слишком долго на меня давили, — думал он. — Слишком долго. С семи лет? Нет… все началось еще раньше. На меня давили с той поры, как я себя помню. И эта история — все тот же нажим, только в новой форме. Возможно, мужчина в потертом пиджаке спортивного покроя не ошибся, сказав, что это эксперимент, что агенты какого-то секретного федерального учреждения или иностранной разведки проводят опыт. Но я больше не хочу участвовать в чьих-либо экспериментах. Мне без разницы, кто руководит всем этим — мои отец или мать, декан школы менеджмента или совет директоров банковской корпорации „Солнце пустыни“. Я принимаю решение не участвовать в эксперименте. Я принимаю решение выйти из игры. Я принимаю решение добраться до Бостона и закончить то, что начал, предложив купить аргентинские государственные облигации. Если я…»

Но он и так знал, что произойдет, если он этого не сделает.

Он просто сойдет с ума.

Крейг взялся за ручку. Она не поворачивалась. Однако стоило нажать на нее, и дверь распахнулась. То ли ее не закрыли на задвижку, то ли замок автоматически открылся после отключения электричества. Крейга это не волновало. Отавное в том, что он мог войти в дверь, а не пробираться через вентиляционную шахту. Он намеревался еще до вечера попасть на конференцию и не хотел появляться там в грязной одежде. Одна из усвоенных им жизненных аксиом гласила: к людям в несвежей одежде относятся недоверчиво.

Крейг решительно переступил порог.

11

Брайан и Ник поднялись по эскалатору первыми, скоро к ним подтянулись и остальные. Они попали в главный зал ожидания МАБа, большое квадратное помещение с креслами и установленными на подлокотниках телевизорами. Одну стену занимали тонированные окна, из которых открывался вид на летное поле. Слева находился газетный киоск и контрольно-пропускной пункт первой галереи. Правее и на другой стороне зала ожидания — бар «Красный барон» и ресторан «Девятое облако». За рестораном начинался коридор, который вел к штаб-квартире службы безопасности аэропорта и галерее, обслуживающей прибывающие международные рейсы.

— Пойдем… — начал Ник, но Дайна остановила его:

— Подождите.

Решительный тон девочки заставил всех повернуться к ней.

Дайна отпустила Лорел, подняла руки, приставила их к ушам, словно локаторы, и замерла, прислушиваясь к только ей ведомым звукам.

— Что… — начал Брайан, но Дайна тут же осекла его:

— Ш-ш-ш-ш…

Она чуть повернулась влево, постояла, повернулась в другую сторону, встала лицом к окнам. В падающем сквозь них свете ее и без того бледное лицо побелело еще сильнее. Она сняла черные очки. И все увидели ее широко раскрытые карие глаза, совсем не пустые.

— Вот, — мечтательно произнесла Дайна, и Лорел почувствовала, как ужас ледяными пальцами сжимает сердце.

Не она одна. Бетани прижалась к ней с одной стороны, Дон Гаффни — с другой.

— Вот… я чувствую этот свет. Поэтому врачи и решили, что мне можно вернуть зрение. Я чувствую свет. Он — словно тепло внутри головы.

— Дайна, что… — вновь подал голос Брайан.

Ник локтем толкнул его в бок. Англичанин не отрываясь смотрел на Дайну. Брови сошлись у него на переносице.

— Тихо, приятель.

— Свет… там.

Она медленно пошла к окнам, руки ее оставались за ушами, локти она выставила чуть вперед, чтобы не наткнуться на что-нибудь. Меньше чем в двух футах от окна она остановилась. Медленно потянулась вперед руками, пока ее пальцы не коснулись стекла. Выглядела она как черная морская звезда на фоне белого неба.

— И стекло не такое, каким должно быть. — Все тот же мечтательный тон.

— Дайна… — не выдержала Лорел.

— Ш-ш-ш… — не поворачиваясь, прошептала Дайна; она стояла у окна, словно маленькая девочка, ожидающая, когда же отец вернется с работы. — Я что-то слышу.

Эти произнесенные шепотом слова вызвали безотчетный ужас в душе Алберта Косснера. У него заболели плечи. Он опустил голову и увидел, что стоит, крепко обхватив себя руками.

Брайан прислушался. Услышал собственное дыхание, дыхание остальных… но ничего больше.

«Это ее воображение, — подумал он. — Только воображение».

— Что? — спросила Лорел. — Что ты слышишь?

— Не знаю. — Дайна все не поворачивалась. — Звук очень слабый. Я слышала его, когда мы вышли из самолета, но решила, что это мое воображение. Теперь я слышу его лучше, даже сквозь стекло. Звук этот… примерно такой же раздается, когда высыпаешь рисовые хлопья в молоко.

Брайан повернулся к Нику и прошептал:

— Ты что-нибудь слышишь?

— Ни черта, — тоже шепотом ответил Ник. — Но она слепая. Слух у нее намного острее нашего.

— Я думаю, это истерия. — Теперь Брайан уже шептал, наклонившись к самому уху Ника.

Дайна повернулась к ним.

— «Ты что-нибудь слышишь? Ни черта. Но она слепая. Слух у нее намного острее нашего». — Пауза. — «Я думаю, это истерия».

— Дайна, что ты такое говоришь? — испуганно спросила Лорел, не слышавшая, как шептались Брайан и Ник, хотя стояла к ним гораздо ближе.

— Спросите их. — Голос Дайны дрожал. — Я не сумасшедшая! Слепая, но не сумасшедшая!

— Конечно, — кивнул Брайан. — Конечно, не сумасшедшая, Дайна. — Он обратился к Лорел: — Я разговаривал с Ником. Она нас услышала. Услышала, стоя у окна.